darth_mickey

Оригинал взят у

От трех до пяти тысяч рублей за донос — столько сегодня стоит бдительность.

^{Фото: Владислав Докшин / «Новая газета»}

Соседи стучат на соседей, коллеги — на коллег, родственники — на родственников. Доносительство становится массовым явлением. Россия возвращается к практике 30-х годов?

Во время недавнего тракторного марша фермеров в Ростовской области участникам пробега помогал владелец гостиницы, в которой они ночевали. Приятный, дружелюбный человек. Крестьян он называл героями: «Мы с вами, ребята. Прорветесь, молодцы». Решал бытовые проблемы, советовал, откуда лучше отправлять письма в СМИ — в отеле были перебои с интернетом.

А через день, в зале Аксайского суда, где аграриям зачитывали обвинения, выяснилось, что владелец гостиницы написал на них донос — о неправомерных действиях и несанкционированном митинге. Там же, в суде, фермеры узнали, что с правоохранительными органами активно сотрудничают (снабжают информацией) и жители чужого поселка, и земляки — старые знакомые.

— Стучат. Причем те, от кого не ждали, — качали головами родственники задержанных.

После эпизода с гостиницей, судом, заявлениями-кляузами кубанские и ростовские крестьяне рассказали, что у них в регионах «весь год строчат доносы».

— Бытовые. С них началось. Если в твоем личном подворье больше скота, чем положено, находятся добрые соседи, — объясняли собеседники, — шлют куда надо письма. И получают по 3—5 тысяч рублей за бдительность. Теперь будут приглядывать за людьми — чтобы не организовали новый пробег. Здесь, на юге, так.

— Нет, дело не в специфике регионов. Это общероссийская тенденция — доносы, жалобы, сведение счетов, — обозначил тему историк, доцент Челябинского государственного университета Александр Фокин. — Когда общество резко делится на бедных и богатых, своих и чужих, ухудшается экономическая ситуация и меняется политический фон, возникают социальные конфликты, — расцветает доносительство. Что мы сейчас и наблюдаем.

Эпоха цифровых доносов

Александру Фокину 33 года. Он сотрудник историко-филологического факультета ЧелГУ. Изучает, в основном, советские 60—70-е, оттепель, застой.

— Но однажды я вел занятия в старших классах средней школы, — вспоминает Фокин, — и мы проходили с учениками 1930-е годы. Большой террор — один из самых сложных периодов, ребятам многое кажется непонятным, странным. Когда речь зашла о доносительстве, развернулась бурная дискуссия. В финале я решил провести эксперимент — предложил 16 учащимся написать доносы. На кого и на что угодно. Мне было интересно, как подростки отреагируют, как себя поведут. Из 16 старшеклассников категорически отверг предложение лишь один мальчик: «Нет, ни в коем случае». А 15 написали — на знакомых, на соседей, один на меня: «Рассказывает антиправительственные анекдоты». Получается, у современных школьников нет внутреннего табу: нельзя доносить, и всё!

Доносительство — не врожденная предрасположенность, это реакция на общее настроение в стране. При сталинизме люди нередко использовали доносы для решения личных проблем. Нужна была комната в коммуналке — донос, не нравился начальник — донос.

В тучные нулевые (2000-е годы) такой тенденции не было — никто ни на кого не стучал. Но едва в России изменилась ситуация — жизнь стала беднее, усилилось напряжение, — как вернулось доносительство. Наступила эпоха цифровых доносов. Кому-то кто-то или что-то не нравится в соцсетях — мгновенно летит жалоба, человека банят. Плохо, что все это перетекает в офлайн. Смотрите, уже есть передачи-доносы на НТВ и телеканале «Россия», в них бездоказательно объявляют известных персон агентами ЦРУ. При Сталине тоже так было: начиналось с обличающих заметок в газете «Правда», а закончилось потоком писем от бдительных граждан.

Фокин проводил свой эксперимент в Челябинске, а корреспондент «Новой» при помощи студентов-социологов — в Москве. Мы опросили 25 учащихся столичных вузов в возрасте 19—20 лет. Задали им два вопроса: «Если бы вы вдруг узнали, что ваш знакомый (приятель, друг, родственник) негативно оценивает работу органов власти, недоволен внутренней политикой государства, участвует в организации несанкционированных акций, сообщили бы об этом силовым ведомствам? И что могло бы вас вынудить так поступить?»

Двое заявили, что готовы сообщить о знакомых куда следует. Еще двое уточнили: «Сообщили бы, если бы сочли друга (приятеля, знакомого) опасным». Остальные написали: «Нет».

12 студентов ответили, что их мог бы вынудить донести на человека страх за близких, трое — страх за свою жизнь. 8 ребят сказали, что не стали бы осведомителями ни при каких обстоятельствах.

— Молодежь, — убежден Александр Фокин, — отличается от старших поколений. 19—25-летние ребята росли и воспитывались в других условиях, у них есть возможность выбора информации, и потому они свободнее, чем их родители и дедушки с бабушками. Чем больше информации, тем сложнее манипулировать человеком.

Платные осведомители

До декабря 2015 года София Иванова работала учителем обществознания в рязанской школе. А еще она участвовала в митингах «За честные выборы», в акциях памяти о погибших на Майдане. Об этой внеклассной деятельности Ивановой регулярно докладывала начальству и ФСБ ее коллега — преподавательница того же учебного заведения.

— Муж учительницы работал в органах безопасности, поэтому я не удивилась, когда услышала, что меня записали в агенты Госдепа, в пятую колонну. Жаль, что после серии доносов все-таки пришлось уйти из школы, — говорит София Иванова. — Педагоги все видели, замечали, шепотом выражали сочувствие, но вслух меня никто не защищал. Предсказуемое поведение. Я с таким уже сталкивалась много лет назад, когда работала во Дворце детского творчества и вела там клуб начинающих журналистов. Тогда на меня жаловались из-за лекций о правах человека. И в 2015-м доносили за разговоры о правах граждан.

Добровольных информаторов становится больше. Есть фанатики, но их мало. Нынче утром встретила таких на улице — парней из НОД (Национально-освободительного движения). Окружили меня, орали. На плакатах — «Смерть госдеповцам!». Глаза сверкают. Вот они — фанатики. И есть платные осведомители, их число растет. Такие выдавливают умных и честных людей из школ, вузов. У нас, в Рязани, затравили профессора-политолога Владимира Авдонина — он уехал в Москву, сельского учителя Райво Штулберга, написавшего в соцсетях о фальсификациях в провинциальных школах и отказавшегося агитировать за «Единую Россию». И самого Райво выгнали из учебного заведения, и его маму —заслуженного учителя РФ. В глубинке доносы поощряются…

Российскому обществу не первый год внушается, что стучать — нормально. Депутаты региональных заксобраний и Госдумы РФ предлагают наказывать граждан за недоносительство. Пензенские законотворцы просят внести в Уголовный кодекс специальную статью о наказаниях за «укрывательство» правонарушителей.

Ученые Томского университета на днях презентовали поисковую систему для выявления «экстремистских групп» в соцсетях, научились определять возраст, гендерный состав и географию пользователей, а год назад в том же Томске создали программу, позволяющую кадровикам следить за страницами подчиненных в VK и Фейсбуке.

— Современный российский политический режим по научным классификациям все еще может считаться «посттоталитарным», то есть вышедшим из предшествующего тоталитарного режима, — высказывает свое мнение политолог Владимир Авдонин. В нем сохраняются институты и практики тоталитаризма. При отсутствии целенаправленной политики по их демонтажу, а тем более при поощрении, они неизбежно начинают усиливаться. Это относится и к возрождению влияния спецслужб, и к введению идеологического контроля, и к доносительству, и к поиску врагов…

Но можно отметить и другое. Как известно, жизнь простых людей в тоталитарных режимах, несмотря на неусыпную «заботу» о них вождя/кормчего/фюрера/любимого руководителя, была очень трудной и многие были вынуждены бороться за выживание. Доносительство часто являлось средством такой борьбы (донести на соседа, сослуживца, чтобы получить имущество, должность, заслужить поощрение…). Сегодня российский посттоталитарный режим все глубже погружается в экономический кризис, ситуация с доходами населения обостряется, люди оказываются на грани выживания. Не исключено, что рост доносительства может быть связан и с этими обстоятельствами.